Понятие «хеврат ломдим» для израильской социологии — не ново. Оно появилось в середине 19 века, когда сама наука социология только-только училась ходить, когда до рождения Абрахама Маслоу с его теорией потребностей должно было пройти более полувека, когда сионизм еще не существовал в своем современном виде, и настоящими сионистами были ученики Гаона ми-Вильно, приезжавшие в Эрец-Исраэль и населявшие ее по завету своего учителя. Именно тогда евреи Земли Израиля, зачастую лишенные средств к существованию, кроме «цдаки», поступавшей из-за рубежа, заложили основы современного «харедимного» еврейства, положившего изучение Торы началом и концом своей деятельности, и занимающегося этим с раннего утра до поздней ночи.
Нет, я далек от того, чтобы в данной заметке говорить о «харедим», их роли в создании Государства Израиль, их полезности, как общины, сохраняющей и раздувающей пламя Торы. Лучше я расскажу тебе, читатель, о тогдашних иерусалимских микрорайонах, или, как любят сегодня говорить, спальных районах.
Еще в начале 19 века весь Город помещался ровнехонько в то малое пространство, которое было окружено стенами, построенными по приказу султана Сулеймана Великолепного в 16 веке. За стенами, ворота в которых запирались на ночь, шла совершенно иная, отличная от городской, жизнь. По лысым склонам Иудейских гор бродили стада бедуинов, и сами бедуины, особенно под покровом ночной темноты, занимались разбоем. Зачастую одинокий путник находил себе могилу среди негостеприимных гор, плохо защищенные караваны грабились, мало кто рисковал выйти за стены Иерусалима в одиночку, не взяв с собой доброе оружие или ватагу смелых товарищей. Эти бедуинские шайки свирепствовали в стране и во время мамелюкского, и во время турецкого правления, и в годы Британского мандата.
Постоянный приток евреев в Иерусалим, усилившийся в 19 веке, привел к тому, что Город начал чувствовать на себе все «прелести» перенаселения. Это заключалось не только в недостатке пресной воды в колодцах, в кучах грязи на улицах и в ужасной вони, пропитывающей Иерусалим летом. Зачастую для новоприбывших евреев не хватало жилья. И вот, начиная с 50-ых годов 19 века за стенами Города, в неприветливых, наводненных шайками разбойников и дикими зверями, горах вокруг Иерусалима, один за другим появились еврейские кварталы. Первые пять кварталов назывались Мишкенот Шаананим (он же Йемин Моше сегодня), Махане Исраэль (населенный евреями из Марокко), Нахалат Шива, Бейт Исраэль и Меа-Шеарим. Эти пять «первопроходческих» кварталов имели свои «лица», их население по существу отличалось гомогенностью и принадлежностью к определенным еврейским общинам.
Шестой квартал, названный Эвен-Исраэль, возник неподалеку от Нахалат Шива, уже после того, как первые еврейские жители появились в первых пяти кварталах. Его начали строить в 1860 году, и полностью закончили в 1874. Сегодня от Эвен-Исраэль до стен Старого Города всего 7-8 минут езды на трамвае, или минут 20 пешком по аккуратной улице Яффо. В те годы новые дома отделялись от стен Города сравнительно большим расстоянием и немалым риском «нарваться» на «лихих людей». Поэтому Эвен Исраэль — как и все новые районы вне стен Города — построили наподобие крепости. Внешние стены домов имели узенькие окна — бойницы, проход вовнутрь квартала запирался на ночь воротами, а внутри находились внутренние, мощенные камнем, дворы с колодцами и общественными печами для выпечки хлеба, где днем бегали и кричали дети, да хозяйки чинно переговаривались, либо визгливо ругались друг с другом, пока их ученые мужья сидели за изучением Торы. В квартал вели двое ворот — одни, северные, с улицы Яффо (Яффский тракт того времени) , другие, южные, с нынешней улицы Агриппас (Дер-Ясинский тракт того времени). Стены домов укреплялись стальными рельсами, на основаннии которых можно было достраивать балкончики. Эти рельсы до сих пор хорошо различаются в каменной кладке.
Я не зря упомянул в начале нашего повествования о хеврат-ломдим. Именно такого рода социальная ячейка заняла дома нового квартала Эвен-Исраэль, и были в ней евреи из Марокко и Йемена, Польши и Курдистана, Румынии и России. Вне всякой зависимости от страны исхода, эти богобоязненные люди сообща занимались исполнением самой большой заповеди — изучать и комментировать Тору, посвящая этому все время своей жизни, от того момента, когда мальчика учат алфавиту по медовому прянику, до того дня, когда потускнеют глаза под седыми бровями, и не будет более сил сидеть за скамьей в йешиве, вчитываясь и постигая смысл черных строк на пожелтевшей бумаге.
Имя квартала происходит из Торы, в книге Берешит (Бытие) в главе 49, строке 24 сказано (в пророчестве Йаакова об Йосефе)
Но пребывал в силе его лук, и в золоте были руки его, — из рук Могучего Бога Йаакова, оттуда он стал пастырем камня Исраэля (Эвен Исраэль на иврите — прим.автора).
Изначально в квартале было 53 дома — ибо числовое значение слова «эвен» — «камень» именно 53. Более того, есть связь между библейским Йосефом, сыном Йаакова, и верой в Машиаха Бен-Йосефа (посланного Богом помазанника из рода Йосефа, который начнет собирать евреев с четырех концов земли перед приходом Машиаха Бен-Давида (из рода царя Давида) , который совершит духовное и нравственное возрождение евреев). Интересно, что один из отцов-основателей квартала носил имя Йосеф. Йосеф Ривлин, самый самоотверженный и известный в то время инициатор еврейского заселения земель вокруг Иерусалима, свято верил в то, что своими действиями он, и его сотоварищи, приближают приход Машиаха . Йосеф Ривлин, которого на идиш называли «ребе Йосеф Дер Штетелех Мехер» (ребе Йосеф, градостроитель), являлся внуком известного рабби Ривлина из города Шклов, последователя Гаона ми-Вильно (Виленского Гаона), яркого носителя идеи возвращения евреев в Эрец Исраэль и расширения Иерусалима, как действия, необходимого для возрождения еврейского народа в Земле Израиля. Внук не посрамил славу своего деда. Благодаря его бешенной энергии и удивительному самопожертвованию, Иерусалим стал тем городом, который мы видим сегодня. При своей жизни рав Ривлин написал множество стихотворений, вышедших отдельной книгой под названием «Завет отцов в буре пророка Элиягу». Он жил крайне бедно, будучи аскетом и бессеребренником, все свои небольшие средства тратил на благотворительность. После его смерти в 1896 году, семья Ривлиных осталась без средств для существования и жила за счет общины. Именем раввина Ривлина названа улица в квартале Нахалат Шива, несмотря на то, что при жизни своей ребе Йосеф Дер Штетелех Мехер неоднократно указывал, чтобы этого ни в коем случае не случилось после его смерти.
Кроме раввина Ривлина, в квартале проживали такие известные иерусалимцы, как Давид Елин (один из отцов-основателей израильской педагогики), раввин Иехиэль Пинес — поэт и деятель религиозного сионистского движения, главный сефардский раввин Йааков Эльяшар.
В этом же квартале возник первый в Иерусалиме жилой дом в три этажа, последний этаж которого обшили кровельным железом — для лучшей теплоизоляции и защиты от косо секущих зимних ливней. Этот дом стоит до сих пор.
И сегодня квартал Эвен Исраэль сохраняет то обаяние маленькой и тихой крепости, которое он получил при постройке. Сменились его жильцы. Никто, даже старожилы уже не помнят голосистую соседку-сваху, во всю мощь легких объявлявшей жителям квартала о свадьбах, обрезаниях, похоронах и других интересных новостях. Никто уже не берет воду из давно замурованного колодца. И только старые деревья помнят еще те события полуторавековой давности, когда группа евреев под руководством раввина Ривлина строила первые дома нового микрорайона на пустынных иудейских холмах, мечтая о расширении Иерусалима и приходе Машиаха. Да аккуратно построенный во дворе небольшой амфитеатр наполняется в праздники веселой детворой и взрослыми, наблюдающими за уличными артистами.