О развитии района Катамон, об архитектурных стилях, о теплом свете ночных окон и обо многом другом.
Пусть совокупится более различных вкусов. Пусть в одной и той же улице возвышается и мрачно готическое, и обременённое роскошью украшений восточное, и колоссальное, египетское, и проникнутое стройным размером греческое… Пусть как можно реже дома сливаются в одну ровную, однообразную стену…— Н. В. Гоголь, «Об архитектуре нынешнего времени», 1831
О, Николай Васильевич, соловей старого времени… Тебе бы воспеть ночной Град Божий, с его зимним, холодным и сухим воздухом, проникающим даже под теплый пиджак, с его ясными звездами в угольном небе, с пальмами и соснами, растущими одни возле других. Тебе бы пройти по древним кварталам его, сунуть хитрый и длинный нос твой в окно, где еврей в черной кипе раскачивается над томом Талмуда, где ужинают семьи и предаются любви при свете ночника молодые парочки. Но нет тебя, Николай Васильевич, и только — по точному твоему определению — дома совсем не сливаются в однообразную ровную стену. Они стоят отдельно, окруженные небольшими палисадниками, в которых растут незнакомые тебе цветы, в которых стоят покойные кресла, где мог бы «приотдохнуть» случайный Собакевич. И двери их подъездов распахнуты навстречу ночному путнику.
Иерусалимский район под названием Катамоны возник в самом начале 20-го века по велению нескольких арабо-христианских семей города Иерусалима, недалеко от небольшого монастыря Сен-Симон. Богатые арабы-христиане, большая часть которых занималась свободным трудом и предпринимательством, стали следовать примеру евреев, строивших квартал за кварталом вне стен Старого Города, с его теснотой, скученностью, грязью, вонью и порядком надоевшей некоторым «свободомыслящим», святостью. Так возникли дома-дворцы, дома, построенные в духе эклектики. В царской России к тому времени этот стиль уже умирал, уступая новым веяниям ар-нуово и ар-деко, но в затрапезном вилайете Сирия Турецкой Империи эклектика обретала новую жизнь, а смешанное западно-левантийское воспитание и мировоззрение христиан-арабов весьма и весьма соответствовало этому взбалмошному немного архитектурному стилю, с его вычурными крылечками с колоннами, с его восточным варварским великолепием, словно бы пришитым к европейской строгости остального здания. Так строились дом за домом в этом районе. И между ними в 20-ых годах 20 века, уже при англичанах, которые назвали свою подмандатную территорию Палестиной, в Катамонах пришел и утвердился интернациональный стиль, одним из апологетов данного стиля был небезызвестный Ле Корбюзье.
А когда в 1947 году английский мандат закончился, и в Иерусалиме вспыхнули уличные бои между евреями и арабами, население Катамонов сбежало полностью, чтобы уже никогда не возвращаться. В дома заселились евреи — беженцы, которых арабы изгнали из Старого Города. А затем к ним стали подселять новых репатриантов, и бывшие дворцы врачей, адвокатов и писателей превратились в своего рода вороньи слободки.
Новый этап в жизни великолепных зданий пришел в 70-ых годах, когда население «слободок» по приказу правительства стали расселять по «черемушкам» — новым квартирам в многоэтажных домах Кирьят-Йовеля, Кирьят-Менахема, Новых Катамонов, Пата и других, молодых и еще пахнущих свежей краской и асфальтом, кварталах Столицы. А освободившаяся жилплощадь ждала очередных хозяев, намного более основательных и богатых. Вскоре Катамоны сделались одним из престижнейших районов города. И остаются им до сего дня.
Прогуляемся по ночной улице этого квартала, взойдем на крылечки, поглядим в подъезды домов. Вам улыбнется начало прошлого века, с его неторопливой жизнью, когда не было еще ни мобильных телефонов, ни интернета, ни кабельного телевидения.