Тысяча и один рассказ о Хевроне, в котором автор бывал несколько раз и обязательно побывает еще много. Выражаю огромную благодарность Эйнат Клейн, чья потрясающая эрудиция, искрометный юмор, добрая энергия и очарование сделали мой последний поход в Хеврон намного более живым, чем прежние. Часть событий в рассказе и часть фотографий — из предыдущих поездок в этот город.

«Иаков не вовсе пренебрег этой формальностью… Он поднял не обе руки, как перед богом, а только правую и простер ее, почтенно дрожавшую, к фараону, словно бы по-отечески осеняя ею издали голову юноши.

— Да благословит тебя господь, царь земли Египетской, — сказал он голосом глубокой старости.

На фараона это произвело очень большое впечатление.

— Сколько же тебе лет, дедушка? — спросил он удивленно.

Тут Иаков снова впал в преувеличение. Известно, что он определил число своих лет цифрой сто тридцать — а это совершенно случайный ответ. Во-первых, он вообще не знал так точно своего возраста — в его местах и поныне обходятся без ясных представлений на этот счет. А кроме того, мы знаем, что всего Иакову отпущено было сто шесть лет жизни — долголетие не сверхъестественное, хотя и чрезвычайное. Следовательно, тогда он еще не дожил до девяноста и был даже очень крепок для столь почтенного возраста. И все же этот возраст давал ему возможность облечь себя перед фараоном величайшей торжественностью. Жесты его были под стать слепцу и пророку, обороты речи выспренни. «Дней странствования моего сто тридцать лет, — сказал он и прибавил: — Малы и несчастны дни жизни моей, и не достигли до лет жизни отцов моих во днях странствования их».

Фараон содрогнулся. Ему суждено было умереть молодым, чему нежная природа его не противилась, и такие сроки жизни поистине ужаснули его.

— Бог ты мой! — сказал он с каким-то даже унынием. — И ты всегда жил в Хевроне, дедушка, в горемычном Ретену?

— По большей части, дитя мое, — ответил Иаков, и плоеные статисты по обе стороны балдахина оцепенели от неожиданности, а Иосиф увещевающе покачал головой, глядя на отца.

Тот отлично это видел, но притворился, что ничего не заметил, и, упрямо не отступаясь от темы подавляющих сроков, прибавил:

— Дней Хеврона, как утверждают мудрецы, две тысячи триста лет, и не достиг до лет его Мемпи, могильный город..» 

Йосиф и его братья, Т.Манн

Читатель, не особо искушенный в древней и современной истории, которому все же удастся одолеть «Йосифа и его братьев» — чудесный роман Томаса Манна – возможно, примет высказывание престарелого Яакова за метафору. А был ли Хеврон? И я поспешу удивить читателя. Не только был, но и есть. И насчитывают его дни пять тысяч лет, а, может статься, и больше. Так не будем откладывать дело в долгий ящик. Возьмем машину, выедем из великого древнего Иерушалаима, и повернем на юг.

Дорога из Иерусалима в Хеврон ведет через туннели, начинающиеся сразу за последним кварталом городским, Гило. Шоссе властно пересекает глубокие, заросшие редкими кустами долины, вьется среди террасных полей, которые еще в глубокой древности насыпали хананеяне и расширяли пришедшие им на смену иудеи, у полей этих до сих пор стоят полуразвалившиеся домики-сторожки. Ни одна дорога в Израиле не кажется столь уютной и домашней, как дорога сквозь иудейские горы к Хеврону, он же Кирьят–Арба.  Хотя эта дорога – новая. А старая, по которой двигались еще наши праотцы, сегодня лежит чуть правее, если стоять спиной к Иерусалиму. Начинаясь в районе Хацора (Асора), отходя вбок от «дороги моря», она шла по гребням гор Иудеи и Самарии, минуя Шхем, Иерусалим и Хеврон, оканчиваясь в Беэр-Шеве, где последние колодцы давали возможность путникам запастись водой перед броском через пустыню Негев. В Торе часто упоминается эта дорога, много шагов сделали по ней Авраам, Ицхак, Яаков, их жены – Сарра, Ривка, Леа и Рахель, их дети, их рабы и их скот. Именно на этой дороге – в городе Хеврон – купил праотец Авраам за 400 шекелей серебра погребальную пещеру для жены своей Сарры, и для себя, и для детей своих. И долго еще обычай погребать покойников в пещерах оставался у иудеев, сопровождая их многие века со времен первого иудея – Авраама. Именно эта пещера дала Хеврону статус святого города задолго до того, как Иерусалим стал столицей царства Давида. Именно эта пещера – общая могила первопредков любого еврея, откуда бы он не был родом, из Марокко и Украины, из Германии и Афганистана. Неважно, где жили родители и деды еврея. Самый первые его пра-пра- и еще примерно 140 раз прадед и прабабка – Авраам и Сарра – лежат здесь.

Сегодняшняя роль Хеврона в истории современного Израиля – это роль далеко не самая приятная. Это очаг раздора между евреями и арабами, это город, где взаимная ненависть двух народов достигает наивысшей точки и часто заканчивается смертью. В Хевроне обитают 1000 евреев и около 180 тысяч арабов. Казалось бы, в чем проблема? Но арабская ненависть, зачастую раздуваемая европейскими спонсорами лжи о «палестинском народе», пылает настолько сильно, что и одного еврея в Хевроне будет достаточно, чтобы поддерживать ее. Модель Хеврона применима на самом деле ко всему Израилю и арабо-израильскому конфликту, но обсуждение этой темы выходит далеко за рамки написанного ниже. Поэтому мы будем лишь коротко касаться отношений между евреями и арабами.

Кирьят-Арба — вид из Хеврона

«Дом Мира»

Кирьят-Арба, еврейский городок на границе с арабским Хевроном, встречает чистотой пустых улиц, жарким покоем, и ветерком, поднимающим тонкую пыль. Дома, построенные еще в восьмидесятых годах прошлого века, дремлют на покатых склонах хевронского нагорья, в 990 метрах над уровнем моря, в царстве горного ветра и желтых камней. Дорога здесь раздваивается, и уходит к югу, где в пустыне в ясные дни просматривается Беэр-Шева, и к западу, к самому Хеврону, где на склонах гор в уродливом беспорядке торчат дома, частью полуразрушенные, частью жилые, во многих из них вместо окон – пустые оконные проемы. Поневоле вспоминается Бунин, посетивший Хеврон в начале ХХ века и коротко написавший о нем: «Центральная базарная улица этого города кривая и на редкость вонючая». Так оно и осталось. Кучи мусора и неприятные запахи сопровождают с самого начала похода по Хеврону. Поневоле хочется выругаться. Дорога из Кирьят-Арбы в недра Хеврона проходит по той самой старой «дороге праотцев», о которой я уже говорил. Вдоль нее – арабские дома. Впрочем, вот и дом с израильскими флагами по фасаду, окруженный колючей проволокой и явно нежилой. Этот дом – его называют либо «домом Мира», либо «домом Ссоры» купили у арабов несколько еврейских семей. Верховный суд справедливости Израиля признал сделку незаконной – семьи были выдворены самым грубым образом, и с 2008 года здание пустует. Впрочем, недавно тот же самый суд – куда подали апелляцию – согласился с тем, что евреи выкупили дом совершенно законно. На крыше «дома Мира» — пост ЦАХАЛ.

Касба Хеврона.

Далее дорога петляет вниз по «Касбе» — старому кварталу Хеврона. Большинство домов здесь брошены, многие – разрушенные землетрясением 1927 года – так и не были восстановлены и представляют собой руины. В них растет трава, и неожиданно выглядящее в старых стенах желтые полевые цветы. Из тех домов, где кто-то живет, высовываются веселые мородочки детишек. Те, кто помладше, улыбается и машет рукой. Старшие смотрят волком – их уже научили ненависти к евреям.

Оно открывается совершенно неожиданно после одного из поворотов, необыкновенное здание, которое не похоже ни на что, виденное ранее. Каменная кладка из гладких известняковых блоков, огромных и обработанных с особой тщательностью, каждый окаймлен бороздой, так строили в первом веке до н.э в Иудее, этому зданию более 2000 лет. Его отстроили при царе Ироде над пещерой Махпела. Несмотря на позднейшие пристройки – церковь крестоносцев и минареты мечети – можно с легкостью разглядеть первоначальную кубическую структуру исполинской каменной кладки. Каменные блоки подогнаны так тесно, что между ними не входит даже лист бумаги. Под зданием – та самая пещера, в которой лежат Авраам и Сарра, Ицхак и Ривка, Яаков и Лея — праматери и праотцы еврейского народа. Лишь Рахель не смог похоронить здесь Яаков, ее могила находится возле Бейт-Лехема (Вифлиема).

Желтая громада камня на фоне голубого до боли в глазах неба. Самая древняя из сохранившихся и функционирующих по сей день культовых построек. Мы рядом с ней, в городе Хеврон, история которого насчитывает более пяти тысяч лет.

Кенотаф Авраама

Она не подавляет, к ней хочется подойти, встать на колени и приложить ладонь к горячей от яркого солнца, стене.

И, прижавшись лбом к шероховатым желтым плитам позвать во глубь веков, во глубь земли Иудейской, сделавшись маленьким-маленьким…

«Авраам, Авраам, отец мой, любивший Бога и любимый Богом, прости сына своего, так редко приходящего к тебе! Сарра, мать народа моего, обними своего сына, погладь его глупую голову сухой и доброй рукой своей, выслушай, пойми, помолись Богу за меня! Ибо многочисленны враги народа нашего, и глупы правители, и малы и злы дни мои, как говорил ты, отец наш Яаков, и страшно мне, страшно смотреть в лицо жизни!»

Закрываешь глаза, и даешь дорогу памяти многих поколений, приходивших сюда задолго до изобретения компьютеров, автомобиля и телефона, паровых двигателей, пороха и книгопечатания. Задолго до того, как прошлись по многострадальной земле этой воинства крестоносцев и арабов, византийцев и римлян. В те времена в Иерусалиме стоял Храм, и звалась эта страна Иудеей. Закрываешь глаза, и слышишь лишь воркование голубей, примостившихся в стенах, да пение муэдзина с пристроенных к зданию минаретов.

Ниже фотографии из внутренней части Маарат Махпела

Да, Авраам стал праотцем не только нам, евреям. Арабы тоже дети его. Ишмаэль (Исмаил) – сын Авраама, которого родила ему египтянка-рабыня Агарь – стал предком арабов. И они это помнят. И хотя они называют Авраама Ибрагимом, а город Хеврон – Эль-Халиль, хотя их религиозная традиция основана на иудейской и ее век намного короче, сегодня – именно арабы являются основным населением Хеврона. Да и еврейских сына и внука Авраама они чтут, называя их Исхак и Якуб. Если бы они умели чтить и братьев своих евреев, «сынов Исраила», как они зовутся в Коране…

Но сказано про арабов в Торе: «Ишмаэль – рука его на всех, и рука всех на нем».

А мы пройдем во внутренний двор, где расположен вход для евреев. Мусульмане входят в здание Маарат-Махпела через другие ворота.

Узкая лестница сбоку ведет в здание, глубокий зев входа, пробитого в необычно толстой кладке, выложенной руками строителей — евреев 2000 лет назад. Когда они строили могучее здание над пещерой, где покоились их праотцы и праматери, история народа иудейского уже тогда насчитывала более полутора тысячелетий. Пытаюсь измерить толщину стены Махпелы, раздвигаю руки как можно шире – тщетно. Размах моих рук – 180 см. Циклопическая стена – толще.

А внутри – под пение муэдзина с минарета, иудеи и мусульмане приходят к могилам праотцов. Авраама мусульмане почитают как пророка, праотца арабского народа.

Арабам дана большая часть внутренних помещений, в частности, главный, большой зал, зал Ицхака, в котором отверстие в полу, в пещеру, где лежат праотцы и праматери. Евреям вход в эту залу – 10 дней в году.

У могилы праматери Сарры (точнее, кенотафа, к которому подходить евреям нельзя), у решетки сидят женщины, тихо-тихо плачут и говорят о чем-то своем с праматерью, кто просит совета, кто жалуется, кто просто рыдает беззвучно, только плечи подрагивают. Подходит мелкой походкой старушка, платочек черный на голове, безмолвно садится на ветхий стульчик и начинает что-то монотонно говорить, наверно такой же старой и дряхлой была сама праматерь Сарра.

Такие же тихие евреи молятся в небольшом зале, где кенотафы Леи и Яакова за решетками, в отдельных комнатах. На решетках пятиконечные звезды, а стены – сочетание полос красного и белого камня (аблак) говорят о том, что и кенотафы, и сами внутренние помещения были пристроены в мамлюкский период – не ранее XIII века. Через 1300 лет после того, как возвели гордое здание еврейские архитекторы. Через 3100 лет после смерти Сарры и Авраама. За глухими стенами и перегородками молятся в зале Ицхака арабы-мусульмане. И воркуют вездесущие голуби на карнизах.

Фотографии из синагоги Авраам Авину и еврейского квартала у синагоги

В еврейском квартале Авраам-Авину (Праотца Авраама) нам показали несколько интересных мест. Синагогу, построенную в 16 веке, разрушенную в 1929 и вновь восстановленную в 1980, на месте этой синагоги по приказу иорданского командования был выстроен в 1948 году загон для скота и рядом с ним – общественный туалет. Восстанавливали синагогу, расчищая мусор и нечистоты, профессор Тавгер (выходец из СССР) и раввин Левингер.  Энтузиасты и патриоты, действовавшие наперекор приказам местного военного командования ЦАХАЛ и сильным мира сего. Именно такие люди населяют Хеврон. Сильные, строгие, порой агрессивные. Иные тут не выживают. Ведь кроме арабского террора, здесь нужно противостоять самому государству Израиль, лидеры которого до сих пор не избавились от галутных комплексов и боятся воспринимать Хеврон как священный город иудеев.

Барельеф на стене одного из домов – здесь в 2001 арабский снайпер выстрелил и убил грудного ребенка-девочку на руках у ее отца. Тогда был мартовский солнечный день. Отец вышел погулять с малышкой, погреться на солнце. Снайпер бил наверняка, и малышка была его целью – он не скрывал этого на допросе. Сейчас он сидит в тюрьме, а может, и выпустили его в рамках соглашения об обмене пленными, кто знает?

А вот и полуразрушенные дома, в которых поселилось несколько молодых семей с детьми, но их выгнали из домов в 2005, пообещали, что через месяц вернут, а не вернули. Та же картина, как в «доме Мира» в 2008 году. В этих домах стены детских комнат расписаны наивными ребячьими рисунками, а вокруг пыль, обломки мебели и запустение. В соседнем здании группа евреев построила бетонный бункер внутри квартиры и заперлась в нем. Это была их квартира. Купленная на их деньги. Почему, и по какому праву выгоняло их государство, как выгоняло оно и поселенцев Газы и северной Самарии? Почему, и по какому праву выломана была дверь, искривленный засов которой – словно осколки зубов во рту избитого на допросе?  По праву сильного? По желанию власть имущих, которым их репутация в глазах Европы и США превыше репутации в глазах собственного народа? По науськиванию «либералов», лишь происходящих из народа еврейского, но ненавидящих этот народ? Ответов можно не ждать. Внутри лишь бетонный бункер – с развороченной стеной, через которую вытащили еврейскую семью еврейские солдаты. Парадокс?

История евреев Хеврона, города Давида, изобилует парадоксами.

В 1967 году в последний день Шестидневной войны армейский раввин Горен въехал в Хеврон, из которого евреев изгнали в 1927, город опустел, арабы боялись еврейской мести. Горен в одиночку водрузил флаг с шестиконечной звездой над могилой Праотцов Израилевых, но ненадолго. Одноглазый Моше Даян дал приказ поснимать флаги – с мечетей в Иерусалиме, и над Маарат Махпела в Хевроне. Даян в бога не верил. Даян отдал ключи от святых мест арабам, с тех пор арабы не верят, что эти евреи и есть те сыны Исраила, о возвращении которых в Землю Отцов говорится в Коране.  Парадокс.

А Хеврон сегодня – самый страшный и неистовый очаг напряженности.

Он был им всегда.

В 1929 году арабы устроили еврейский погром в Хевроне, вырезав более 50 человек.

В единственной тогда больнице в городе, принадлежавшей евреям, лечилось все население Хеврона и прилегавших деревень. Называлась она Бейт-Адасса. Женщины Адассы – сионистская организация, основанная в США Генриеттой Сольд, поставила своей целью развитие медицины в Земле Израиля. При больнице был маленький еврейский квартал. В одном из домов жили на втором этаже два раввина, а на первом – аптекарь больницы со своей семьей.

В день погрома арабы зарезали обоих раввинов, причем резали их на куски. Медленно. Их крики слышал аптекарь, и закрыл толстую дубовую дверь дома своего. Он не отпирал ее никому. Тогда осаждавшие дом привели арабку, которая стала причитать и охать, и кричать, что у нее роды, и аптекарь должен помочь ей, и его покарает Аллах, если он не сделает этого.

Он открыл ей дверь. Ему выкололи глаза. Господь улыбнулся ему напоследок – сердце аптекаря было слабым, он умер от инфаркта сразу же после того, как его ослепили. Его жена успела спрятать дочерей в корыте с бельем, там они пережили погром и рассказали потом, что мать хотели изнасиловать, но она, жена аптекаря, женщина крепкая, отбивалась , царапалась и кусалась изо всех сил. Тогда ей отрубили кисти рук и ступни, и оставили истекать кровью. Она умерла, лежа на полу в своем доме, рядом с трупом мужа, и ее предсмертные стоны слышали маленькие ее дочери, спрятанные под бельем в корзине.

В местном музее на меня смотрели дети и женщины с фотографий, сделанных английской полицией после погрома, раненые,  с отрубленными конечностями.  А что сама английская полиция? Ведь Хеврон, да и вся Земля Израиля были частью английской подмандатной территории Палестина? Что же сделала полиция этого замечательного европейского государства? Гаранта мира в регионе?

А вот что она сделала. Незадолго до погромов у всех евреев отобрали то оружие, которое у них было.

Во время погрома англичане… сохраняли нейтралитет. Затем начальник полиции пообедал. А затем доложил в Иерусалим о свершившемся. Чтобы потом выселить из Хеврона остатки еврейского населения. Для «их же собственной безопасности»…

Историю про аптекаря рассказал мне замечательный художник, Шмуэль Мушник, живущий сейчас в том самом доме возле Бейт-Адассы, здания больницы, которое евреи снова выкупили и восстановили. Государство Израиль считает хевронских евреев персонами нон-грата, всячески притесняет. Местные арабы боятся их и ненавидят, но страх перевешивает ненависть. Особенно учитывая, какие евреи живут в Хевроне. Не побоявшиеся заселять пустующий «Бейт-Адасса» раз за разом, выгоняемые полицией и армией, возвращавшиеся в него вновь и, в конце-концов, заслужившие право свое на жизнь в здании бывшей больницы.

В доме у художника уютно, спокойно, шкафы с книгами, полочки с посудой. В мастерской его картины, красивые яркие краски. Улицы Хеврона, здания, голубое иудейское небо, дети, играющие в кубики во дворе, виды Иерусалима. Сам хозяин – аккуратный интеллигентный человек, говорит вполголоса, его приятно слушать. В его рассказах нет ненависти к арабским соседям, просто констатация факта.

— «Зачем вы живете здесь, в сердце арабского города?» – спрашивают его.

— «Кто-то ведь должен возродить еврейский Хеврон, столицу Иудеи, город Давида,» – говорит художник.

За стеной из кухоньки несутся запахи субботней еды, скоро настанет Суббота, пора возвращаться…

По дороге к Тель-Румейде

Но как можно возвращаться, не поглядев на Тель-Румейда? На самый высокогорный квартал города, где несколько десятков еврейских семей живут рядом с раскопками того самого города, история которого насчитывает более 5000 лет?

Улочка, ведущая вверх по склону горы, узкая и длинная. По ее сторонам полупустые арабские дома. Сам квартал Тель-Румейда – караваны, поставленные друг на друга, образующие двухэтажное длинное строение с уютным двориком, где играют дети. Рядом с ним старый арабский дом, выкупленный евреями. Во дворе этого дома отец с детьми пропалывает виноградник. И еще один дом – новый, на сваях. Именно под его сваями – раскопанная часть древнего Хеврона.

Вот она – стена ханаанской кладки. Рядом с ней мощеная улица. Этим руинам 4500 лет, они старше Авраама на 700 лет, и являются ровесниками египетских пирамид. Здесь жили когда-то хананеяне, народ аморийско-сутийской группы, к которой относятся и евреи. По этой древней мостовой шел, видимо, и наш праотец, неся в руках мешочек с 400 шекелями серебра. А чуть выше – новый археологический слой, дом с колоннами, похожий на дом Ахиэля в Иерусалиме. Да-да, этому строению всего лишь 2700 лет, и оно построено в эпоху Первого храма иудейскими строителями, за 700 лет до того, как они построили здание над Маарат Махпела.  Здесь при раскопках найдены были оттиски печатей с именем царя Хизкиягу, великого строителя и мудреца, при котором Иерусалим пережил осаду ассирийской армии.

Сейчас в районе Тель-Румейда начаты новые раскопки. Чуть выше по склону горы, там, где армейский пост, уже вырыты первые шурфы. Найдены артефакты еврейского происхождения времен Второго храма. Арабы негодуют, выдумывают легенды о том, что это сами евреи подкидывают в раскоп «еврейские штучки», чтобы доказать свое право на землю Хеврона. Что бы они не говорили, но совсем рядом с Тель-Румейдой находится еще одно замечательное место – могила Рут и Ишая, прабабки и отца царя Давида.

Да-да, не только с именами праотцев связан Хеврон. Царь Давид – еще до того, как он захватил Иерусалим и стал царем всего народа, восемь лет правил Иудеей в Хевроне. Где-то здесь, рядом с Тель-Румейдой, находился его дворец. И отсюда вышел он во главе войска, которое завоевало древний Йевус, и сделал этот город тем самым Иерусалимом, вошедшим в душу и кровь любого еврея. Но если сердце наше в Иерусалиме, то корни наши – в Хевроне. И этого нельзя забыть ни на минуту.

А если спуститься от Тель-Румейды по склону горы, попадаешь к микве Авраама. Это – традиция. Неизвестно, окунался ли Авраам в холодную воду миквы. Но сегодня сюда приходят сотни молодых и старых евреев – очиститься перед Шаббатом.

По дороге назад нас сопровождают удивленные взгляды арабов. Они не привыкли видеть здесь группы туристов. Им неприятен сам факт, что евреи свободно передвигаются по Хеврону. Даже в той зоне H2, куда им можно пройти. А это – лишь 15% от всей площади Хеврона. Пусть привыкают. Постепенно, медленно и верно, мы вернемся и в этот город. Как вернулись в Иерусалим и Беэр-Шеву, Тверию, Цфат и Акко, Хайфу и Яффо. И, возможно, поэтому их дети приветственно машут нам руками…