О хумусе и плакатике на стене

Хумус прочно вошел в израильский быт. Это незамысловатое и вкусное блюдо из нута, сдобренное пряностями и тахинным соусом, снискало себе репутацию одного из символов государства. Кроме всего прочего, «поесть хумус» в некоторых кругах нашего общества считается верным признаком плюрализма, правильного отношения к мирному сосуществованию с арабским социумом и широты взглядов. Все это сочетается с самолюбованием и бешенным апломбом в спорах об «отдаче территорий» и о «мирном процессе», благо обе эти темы давно стали оксюмороном.

Впрочем, автор данного текста тоже любит хумус. Иной раз эта простая, сытная пища выручала мой оголодавший желудок, придавала сил и поднимала настроение. В Иерусалиме есть много интересных мест, где хумус сам в рот просится. Когда-то любимым местом у меня был «Пинати», который, отчего-то, стал ощутимо хуже в последний год. И хумус у него поиспортился, и множество новых отделений по всему городу появились — а такая популярность редко влияет на качество снеди в положительную сторону. Поэтому чаша весов все больше склоняется в сторону «Рахмо», «Азуры», «Хумус Бен-Сира» и других милых моему сердцу заведений.

Тем не менее, иной раз на меня нападает желание отведать хумус у наших сводных братьев в Старом Городе. Абу-Гошевские рестораны я не беру в расчет — это откровенная ловушка для некоторых кругов нашего общества (см. выше) с весьма сомнительного качества едой. В Старом же Городе сохранились маленькие арабские ресторанчики, где аромат вручную приготовленного хумуса ни с чем не сравнишь. Впрочем, речь пойдет не об очередной «хумусной оде», речь пойдет о небольшом плакатике на стене ресторана.

Мясной рынок в Старом Городе — это длинный узкий переулок, где в лавочках свисают с крюков мясные туши, лежат в тазах с водой кишки и желудки, высятся пирамиды требухи. Здесь тяжело пахнет запахом уснувшей навек плоти, здесь толстые ленивые коты вальяжно прогуливаются вечером по грязным камням мостовой, здесь в полумраке похожих на норы лавок сидят старые арабы и играют в карты, покуривая кальян. В лавочке номер 16 на улице Мясного рынка помещается известный всему иерусалимскому люду ресторан Абу-Тахера. Который принято (!) хвалить за его — по слухам — бесподобную макклуббе, великолепный суп из баранины в йогурте и лучший (по словам пробовавших) хумус в городе.

Не удержавшись от всеобщего восхищения этим рестораном и не желая прослыть совсем уж невежей в деле иерусалимского хумусоведения, я тоже решил присоединиться к кругу «вкушающих хумус Абу-Тахера». Кстати, вспомнилась пасторальная картинка из далеких 90-ых, когда премьер-министр Ицхак Рабин усиленно продвигал проект «мирного договора» с Сирией, за который Израиль лишался Голанских высот. На этой интересной картинке поезд доставлял страждущих израильтян в Дамаск — поесть хумуса. Да-да. Сегодня в Сирии, мягко говоря, совсем не пахнет хумусом. Там пахнет кровью, разлагающимися трупами, людским ужасом и отчаянием. История сама расставляет точки над «и» и ласково захлопывает крышку гроба над любым «мирным процессом», который наши «некоторые круги» стремятся навязать остальному обществу. Кстати, именно такие приятные посетители сидели у Абу-Тахера. Судя по их разговорам — семьи из Тель-Авива, приехавшие приобщиться к «сосуществованию», заискивающе улыбающиеся хозяину заведения. Элои, порожденные гением Уэллса, сидели передо мной семьями, улыбчивый морлок с усами моржа подавал им пресловутый хумус и вкусный (наверное) рис-маклуббе. Элои изящно поедали хумус вилками. Милая девочка с белыми кудряшками подбежала к Абу-Тахеру и поблагодарила его изысканным арабским «шукран». В воздухе висел аромат «мира» и «сосуществования». Воистину, подумалось мне (один хумус, пожалуйста!), не зря пророк Иешаягу написал 2800 лет назад о том, что дитя прострет руку в нору змеи и змея не укусит его…

Тут мое внимание привлек плакатик, висевший аккурат над милыми тель-авивцами.

На нем к Куполу над Скалой шагал широкими шагами араб в куфие, над головой которого вилась надпись на английском:

«Святая борьба за священные права народа Палестины!»

Хозяин заведения поймал мой взгляд и виновато с хитрецой улыбнулся. Памятуя восточные обычаи я улыбнулся в ответ, зачерпнул питой остаток хумуса с тарелочки и оплатил заказ. Усы хозяина стали торчком, он поклонился мне, приложа руку к сердцу:

«Заходите еще, господин!»

Я кивнул ему, с еще более вежливой улыбкой. Тель-авивские элои — любители хумуса выходили передо мной, расточая патоку комплиментов. Им вслед хмуро глядел повар из своей небольшой кухни.