«Ливьятан»  — гласил плакат на столбе. Рекламный плакат фильма. «Кит» — привычно за долю секунды перевелось на русский ивритское слово, про китобоев, что ли, фильм… а, черт меня возьми, это же российский блокбастер «Левиафан»!

Так неожиданно вернулся российский фильм к своим ивритским корням. Вспомнилось цитируемое место из Книги Йова:

(25) Можешь ли вытащить ливйатана удой и веревкой (леской) прижать ему язык? (26) Проденешь ли тростник ему в нос и шипом проколешь ли щеки его? (27) Станет ли он множить мольбы, и будет ли говорить с тобою кротко? (28) Заключит ли он с тобой договор, возьмешь ли его в рабы навек? (29) Станешь ли играть с ним, как с пташкой, и свяжешь ли его (на забаву) девицам твоим? (30) Будут ли торговать им товарищи (ловли), разделят ли его между Кенаанскими купцами? (31) Пронзишь ли стрелами кожу его, и рыбацкой острогой – голову его? (32) Положи на него длань твою, помни бой (этот) и более (его) не затевай.

Ийов, 40, 25-31

Ясен и аллегоричен образ ливйатана — морского чудовища, именем которого назван сегодня самый крупный зверь земной, кит. И в образе Ливийатана философ Гоббс рисовал государство — безжалостную силу, которой не в силах сопротивляться смертный одиночка.

И если герой Книги Ийова (написанной по еврейской традиции самим Моше Рабейну (Моисеем)) погружается в философские размышления о существовании Вс-вышнего, о победе Б-га над человеком, о предначертании и богоборчестве, то герой Гоббса передает свою волю во владение государства. Последнее призвано защищать его и сохранять часть его прав.

Ийов стал одним из основных героев многих произведений мировой литературы — одиночкой, на которого обрушиваются напасти, и который противостоит им, борется с ними, пытается постичь их природу, а, иной раз, опускает руки и плывет по течению. В роли нового российского Ийова предстает перед нами герой фильма Звягинцева «Левиафан».

Откровенно говоря, многое в этом очень противоречивом фильме мне не понравилось. Совершенно откровенно не понравилось. Нет, не бульканье водки, под монотонный звук которого происходит добрая половина сюжетных ходов, не абсолютно точно предугадываемые действия героев (с первого кадра становится ясно, что жена изменит протагонисту с его же другом, с первого кадра становится ясно, что кто-то утопится в свинцовых водах Баренцева моря), а некую лубочность персонажей. Прямо какие-то «колонели Петроффы из КГБ» с бутылкой VODKA и портретом Leninа на стене, похожего на Ильича и Фиделя Кастро одновременно.

Главный герой — он же русский Ийов — трудяга-алкоголик-мученник. Мэр города — толсторожий подонок из бывших «братков». Судья и прокурорша — две мерзкие бабы, продажные и гадкие. Жена протагониста — страдалица, мятущаяся и несчастная. Несмотря на то, что режисер (отличный, надо заметить, режиссер Андрей Звягинцев) старается придать фильму элитарность, ему это не удается. Фактически, на выходе получается кинолента, изначально рассчитанная на иностранного зрителя. Подобные апокалиптические сюжеты в России, к сожалению, не новость, причем, зачастую в жизни все намного страшнее. Те, кто знает российскую действительность не понаслышке, и видят ее не по телевизору и из окна офисного здания в столице, тоже не найдут для себя ничего нового. Где-то и в чем-то фильм Звягинцева — это попытка «офисного планктона» написать историю, которая ему знакома только через призму СМИ и по рассказам. Зато для любого иностранца «Левиафан» — чудесный образ «ужасной России», в которой все только пьют водку, матерятся, соблазняют чужих жен, отжимают друг у друга дома и земли и потом рефлексируют на тему Бога и тщеты всего сущего.

Неудивительно потому, что целый рой квасных патриотов выступил с хулой в адрес «Левиафана», мало того — требуют запретить фильм, актера, исполнившего главную роль, судить, режиссера — тоже судить и т.д, и т.п. Хотя если пользоваться их логикой, то надо запретить к прочтению классиков русской литературы, особенно Салтыкова-Щедрина, Горького, Андреева, Лермонтова («Прощай, НЕМЫТАЯ Россия») и, конечно же, Булгакова с Платоновым. Надо отдать должное — меч сатиры и критики в руках классиков был тяжелее, острее, и резал глубже, нежели ножичек в руках «недоучки, крохотного божика» Звягинцева. Даже перестроечные «чернушные» фильмы выглядели намного изящней (вспомним «Покаяние», «Забытую мелодию для флейты», «Черную розу — эмблему печали…», «Ассу»). Здесь же все напоминает самобичевание, да только бич бутафорский, и секомый после сечения чешет спину и громко рыгает, подмигнув зрителю.

Впрочем, я вспомнил «Левиафана» по странной ассоциации — сегодня у нас муссируется отличная новость. «Великий писатель» земли Израильской, Амос Оз, в продолжение истории о жюри госпремии Израиля, рассказал лакомую сказку. О том, как он — небольшим мальчиком  12 лет — ударил ногой другого мальчика — 3 лет от роду, который баловался, развязывая под столом шнурки на ботинках гостей. Трехлетнего мальчика, которого смелый Амос Оз бил ногой по голове, звали Биньямин Нетаниягу. «То ли я его слишком сильно ударил», — рассказывал храбрый  Оз, — «то ли слишком слабо! Все равно я виноват!»

Конечно, было бы любопытно взглянуть, как сегодняшний Амос Оз повторит свой трюк полувековой давности. Особенно в свете того, что маленький трехлетний ребенок, которому удар ногой в голову был явно не в радость, вырос в детину недюжинной силы. Более того. Чтобы не подвергать опасности «великого писателя» я готов сам встать на место премьер-министра. Рискнет ли смелый литератор дать мне ногой по голове?

Навряд ли.

А ведь главная мысль, которая меня мучает — насколько измельчал нынешний мир, и насколько глупыми и низкопробными стали все эти леволиберальные властители дум. Если писатель хвалится тем, что в детстве он бил ногой по голове маленького мальчика — это уже не сатира, это моральное разложение. Что, впрочем, для наших левых — обычное, нормальное, естественное состояние. Как и для почти любого «леволиберала» — будь он Амосом Озом или Андреем Звягинцевым.